Стандартный вокзальчик на станции Плесецк
как две капли воды похож на десятки таких же- прилепившихся к железной
дороге в Во-
логодской и Архангельской глубинке.
Зал ожидания с железной печ-
кой в углу и дюжиной деревянных мпсовских
скамеек. Окошко, за которым клюет носом или вяжет носки тетенька- кассирша
. Да скрипучая дверь с полу стершейся надписью « Посторонним вход вос-
прещен». На одной из скамеек полосато-
серая станционная Мурка лежит, свернувшись колачиком.. Время от времени
она лениво при-
открывает глаз и неодобрительно поглядывает
на толстую тетку пас-
сажирку, что расположилась на соседней
скамейке. Тетка аппетитно жует здоровенный пирог с картошкой и дует из
бутылки желтоватое жирное молоко. Трое других пассажиров, скорее всего
командирован-
ные,
лениво перекидываются в карты. Вот и все население Плесец-
кого вокзала. До поезда еще час…
Не часто, но бывают такие дни, когда
вокзал выглядит совсем иначе. Вот и сегодня пятого ноября в зале ожидания
не то что присесть, просто приткнуться с вещами негде. Офицеры, получившие
на но-
ябрьские праздники отпуска; с женами,
детьми,чемоданами и рюкза-
ками без различия чинов и званий, сидят,лежат,
топчутся у закрыто-
го окошка кассы. Десятки дембелей,
еще утром королями в нагла-
женных парадках и укороченных, назло
всем уставам, шинелях, уез-
жавшие из частей, сбиваются в кучки,
которые вопреки законам фи-
зики не перемешиваются с офицерско-гражданской
толпой. И для всего этого тревожно-унылого и тесного сообщества единственно
важна и значима скромная бумажка над окошком кассы « Билетов нет».
За сутки через Плесецк на большую землю
проходят два вечерних поезда из Архангельска –Московский и Питерский. Грамотные
про-
водники Московского, наученные горьким
опытом предыдущих поез-
док, и не подумали открывать двери,
забитых пассажирами по самые третьи полки, вагонов. Поезд постоял, положенные
две минуты и под яростный мат мятущихся вдоль платформы, отчаявшихся уехать
из этого долбанного Плесецка дембелей, убыл. Только свежевыпавший снежок
слетел с черных полос рельсов, напоминая, что вроде бы был еще несколько
минут назад шанс уехать домой, был да сплыл…
Оставалась надежда на Ленинградский
в двадцать тридцать две. Ходили слухи, что какие-то полковники трясли начальника
станции, чтобы он звонил в Архангельск и требовал сформировать дополни-
тельный… Но весь опыт моей солдатской,
да и до солдатской жизни подсказывал мне, что все это херня и остается
только ждать Питер-
ского.
И вот вдали показался тусклый желтый
глаз тепловоза, с каждой се-
кундой становящийся все ярче и заставляющий
чаще стучать дурац-
кое, на что-то надеящееся сердце. Вот
проскочили мимо яркие окна первых вагонов, снежная пыль взлетела и стала
медленно оседать под скрип тормозов остановившегося наконец поезда. Что
делать? Куда бежать? Все те же, наглухо задраенные
двери. Белая табличка Архангельск-Ленинград на стене вагона. От руки написанная
бумаж-
ка с цифрой восемь в окошке. Тепловоз
дает гудок, по поезду прохо-
дит нервная дрожь, кажется он собирается
с силами и вот колеса на-
чинают скрипеть по рельсам… И в этот
момент, о чудо, я слышу как выстрел щелкает замок и дверь девятого вагона
медленно открыва-
ется. И с головы, и с хвоста поезда
к открывшейся двери, скользя по слегка прихваченному морозцем снегу, бегут
дембеля. Я вижу как солдатик странным прыжком вверх заныривает в вагон,
потом вто-
рой, третий. Поезд потихоньку набирает
ход. Вот открытая дверь пе-
редо мной. Ноги сами пружинисто заставляют
меня сделать такой же нелепый прыжок, я плюхаюсь грудью и животом на железную
пло-
щадку вагона и на четвереньках по-звериному
заползаю вглубь там-
бура, давая возможность запрыгнуть
следующему.
Проходит несколько минут прежде чем
я начинаю что-то слышать и понимать. И первое, что доходит до меня – это
по бабьи визгливый мат проводницы. Оказывается эта чистоплотная тетка надумала
выбросить мусор, поезд уже вроде тронулся, какой же идиот будет садиться
на ходу, тем более, что она не подняла площадку. При бли-
жайшем рассмотрении таких идиотов набралось
пятеро. Значит после меня запрыгнул только сержантик- связист,
вкровь ободравший ску-
лу о мой подкованный ботинок, выходит
не так уж и быстро я отпол-
зал. Все еще не осознав своего счастья,
на ватных непослушных но-
гах вхожу в вагон. О господи , куда
же меня занесло ? Вагон полон обритых наголо, одетых во что попало парней,
ни одного женского лица. Первое, что приходит в голову – зеки Видимо что-то
похожее происходит и с моими коллегами прыгунами. Мы сбиваемся в прохо-
де тесной кучкой, инстинктивно готовые
постоять друг за друга И вдруг кто-то из нас, а потом и все остальные,
начинаем хохотать, по-
хоже, что таким образом из нас выходит
напряжение последних су-
ток. Призывники, целый вагон, бритых
наголо призывников, везут из Архары в Питер
Я плохо помню остальную дорогу. Вагон-ресторан,
где мне достался стакан самого дешевого портвейна, вторая полка с матрасом
и по-
душкой, которую мне уступил кто-то
из призывников… Тяжелый дух в вагоне от нескольких десятков молодых, потеющих,
давно не мы-
тых тел. Время от времени открываем
окно, впуская порцию мороз-
ного, свежего, до костей пробирающего
ветра.
Промозглый питерский дождичек стучит
по платформе Московского вокзала. Наспех прощаюсь с сержантиком и уже не
помню почему это у него такая здоровая царапина на щеке. Теперь главное
не попасть-
ся с дуру волчьему Ленинградскому патрулю.
Встаю на ступеньку эс-
калатора, нет ноги ничего не забыли,
все получается ловко. Сотни лиц плывут навстречу вверх по ленте эскалатора.
Никто не обращает внимания на солдатика, что только что вернулся домой.
У этих лю-
дей своя жизнь, а у тебя парень своя,
просто пора перевернуть стра-
ницу. |